Последний автор: Dmitriy_Minchenko |
|
|
|
|
|
|
Автор
|
Тема: Виктор Владимирович Ерофеев (19.09.1947) (Просмотрено 3018 раз)
|
|
|
|
|
ZeM
|
 |
Виктор Владимирович Ерофеев (19.09.1947)
# 31 октября 2006, 23:31:34
|
Процитировать   
|
ЕРОФЕЕВ Виктор Владимирович родился 19 сентября 1947 года в Москве. Отец – Ерофеев Владимир Иванович (1920 г. рожд.), дипломат. Мать – Ерофеева (Чечурина) Галина Николаевна (1920 г. рожд.), переводчик. Брат – Ерофеев Андрей (1956 г. рожд.), искусствовед. Супруга – Дюрер Евгения (1981 г. рожд.), фотограф. Сын – Олег (1976 г. рожд.), дизайнер, издатель.
Раннее детство прошло в Москве. В 1955 году отец (с 1944 года работал помощником Молотова и переводчиком Сталина с французского языка), получил пост советника по культуре в советском посольстве во Франции. Семья перебралась в Париж, где Виктор Ерофеев оставался до 1958 года. Детям работников МИДа запрещалось посещать французскую школу, поэтому ему пришлось учиться в школе при советском посольстве, а первые уроки французского, на котором он свободно говорит, брать у эмигрантки.
Интерес к литературе привел В. Ерофеева на филологический факультет МГУ (1965–1970). Его дипломная работа называлась «Достоевский во французской критике». После университета он поступил в аспирантуру Института мировой литературы АН СССР и в 1975 году защитил диссертацию «Достоевский и французский экзистенциализм», которая в 1992 году вышла в американском издательстве “Chalidze” на русском языке под названием «Найти в человеке человека. Достоевский и экзистенциализм».
Большая часть его литературоведческих эссе была написана до 1995 года и вошла в неоднократно переиздававшийся сборник «В лабиринте проклятых вопросов». По словам автора, в этой книге он оставляет «без особого сожаления пределы чопорного академизма».
Первая публикация – рецензия на книгу Корнея Чуковского – появилась в журнале «Юность», вторая – «От Паскаля до Фолкнера» – в лучшем литературоведческом журнале тех лет – «Вопросах литературы» (обе 1968 г.). Но настоящую известность ему принесло эссе «Маркиз де Сад, садизм и XX век» («Вопросы литературы», 1973). Из-за того, что само имя де Сада было под запретом, большинство советских читателей традиционно воспринимало его творчество исключительно в контексте понятия «садизм». Для В. Ерофеева же оно в первую очередь – явление культуры, оцененное, да и то не до конца, только в XX веке, а не выражение комплексов, неврозов или сексуальных извращений самого де Сада. Как мыслитель де Сад, по словам В. Ерофеева, доводит до логического завершения философию Просвещения и как писатель продолжает традицию литературы рококо с ее интересом к эротической теме, а также философского романа XVIII века. Уже в «Маркизе де Саде…» писатель обращается к проблемам, которые будут занимать его не только в литературоведческих, но и в художественных текстах: творца и творчества, а также культуры, не способной, подобно советской, к диалогу с иными культурами. Называя де Сада «писателем, то есть вольнослушателем некоторых словесных истин», В. Ерофеев тем самым обозначает идею того, что настоящее творчество имеет иррациональную природу, а писатель – своего рода посредник между Богом и созданным произведением.
В литературоведческих эссе В. Ерофеева можно условно выделить несколько линий, которыми, впрочем, они не исчерпываются: интерес к «запретным» и шокирующим темам и желание привлечь к ним читателя («Маркиз де Сад…», «Мифология русского народного секса»); взаимопроникновение различных культур и эстетических принципов («Пруст и Толстой», «Чехов и Мопассан», «До последнего предела чрезмерности. Шоковая эстетика Гоголя и Флобера»); творчество писателя в контексте культурных кодов его эпохи («Поэтика Добычина, или Анализ забытого творчества», «Борис Виан и “мерцающая эстетика”», «Мертвая проза Сартра», «Мысли о Камю» и др.).
Статья «Поминки по советской литературе» («Литературная газета», 4 июля 1990 г.) вызвала более 250 ответных публикаций в прессе (А. Марченко, В.В. Иванов, Р. Киреев и др.), полемичных по отношению к автору. В. Ерофеев подразделяет советскую литературу 1950 – 1980-х годов на официозную, деревенскую и либеральную (в своем пределе – диссидентскую). На смену «гиперморалистичной» деревенской и либеральной литературе, наследнице русских литературных ценностей XIX века, приходит «другая, альтернативная, литература, которая противостоит старой литературе прежде всего готовностью к диалогу с любой, пусть самой удаленной во времени и пространстве, культурой для создания полисемантической, полистилистической структуры…». Говоря о необходимости учитывать опыт русской философии, экзистенциального мирового искусства и философско-антропологических открытий XX века, В. Ерофеев очерчивает круг своих художественных ориентиров и эстетических пристрастий. По мнению В. Ерофеева, главной бедой советских писателей стало то, что «многие годы ради выживания приходилось идти на компромиссы как с совестью, так, что не менее разрушительно, со своей поэтикой», что, по В. Ерофееву, не может не быть губительно для творчества.
Эссе «Место критики» (1993) В. Ерофеев начинает фразой «Место критики – в лакейской», тем самым отрицая любые авторитеты, которые могут навязать читателю свою точку зрения. С иронией В. Ерофеев относится к авторитетам и в своем художественном творчестве. Так, в рассказе «Отщепенец» (1983) писатель пародирует возвышенное отношение к русской литературе: «Пушкин… Какое русское ухо не навострится при звуке этого священного звука? Нет такого уха. Достоевский… Какая русская душа не задохнется от одного только воспоминания о нем?»
«Дьявольский план» бесцензурного альманаха «Метрополь» родился у Ерофеева в декабре 1977 года, но почти год ушел на сбор материала и кропотливое создание вручную 12 экземпляров. Составители сборника – В. Ерофеев, В. Аксенов и др. сознательно включили в него писателей разного возраста и эстетических взглядов, диссидентов и недиссидентов, которых объединяло одно: неприятие официальной советской литературы. Презентация была сорвана КГБ: кафе, куда было приглашено около 300 человек творческой интеллигенции, опечатали под предлогом срочной дезинфекции. Эта история затронула почти всех участников: В. Ерофеева и Е. Попова исключили из Союза писателей, С. Липкин и И. Лиснянская вышли из Союза в знак протеста, некоторым пришлось эмигрировать, на написанные произведения был наложен запрет, а новые не печатали. Но, пожалуй, наиболее драматичные события развернулись в семье писателя. Семья была поставлена перед выбором: либо В. Ерофеев как зачинщик напишет покаянное письмо в органы, либо его отец покинет пост посла в Вене. До начала перестройки произведения Ерофеева не издавались.
Первая книга Ерофеева – «В лабиринте проклятых вопросов» (1989). Прочитав книгу В. Ерофеева «Тело Анны, или Конец русского авангарда» (1989), композитор А. Шнитке написал: «Вы… испытываете тот двойной эффект соприкосновения с издавна знакомым, но совершенно небывалым, то потрясение от встречи с адом и одновременно с раем, знакомым, совершающееся внутри каждого из нас, ту абсолютную непостижимость чего-то, совершенно избитого и банального. Не знаешь, от чего задыхаться – от возмущения кощунством сюжетов и характеров или от разряженной атмосферы замалчиваемой, но ясно ощущаемой мученической святости».
Главный герой рассказа «Жизнь с идиотом» (1980), от лица которого ведется повествование, в качестве добровольного наказания берет в дом идиота Вову, который из безобидного члена семьи очень быстро превращается в чудовище, изнутри разрушающее жизнь мужа и жены, вторгается в их быт, а затем отрезает жене голову секатором с радостного согласия мужа.
По «Жизни с идиотом» композитор А. Шнитке (о нем и о своей дружбе с ним Ерофеев написал эссе «Музыка живой жизни») написал оперу (1992), премьера которой состоялась в Амстердаме и затем в Лондоне. В 1993 году режиссер А. Рогожкин снял по рассказу кинофильм. Сам писатель предлагает два прочтения этого произведения. Из-за внешнего сходства Вовы с Лениным «Жизнь с идиотом» можно рассматривать как аллегорию российского тоталитарного общества, противостояние государства и общества. Но это еще и внутренний конфликт каждого из нас с самим собой, нежелание и неумение сопротивляться внешним обстоятельствам. Между тем в своих интервью Ерофеев подчеркивает, что в рассказе все же преобладает не политический, а скорее экзистенциальный, общечеловеческий подтекст.
Оперу «Жизнь с идиотом» поставил Новосибирский оперный театр, ее неоднократно ставили в Германии, а также в оперном театре шведского города Мальме.
В 2002 году писатель написал открытое письмо В. Путину, протестуя против нападок молодежной общественной организации «Идущие вместе» на Владимира Сорокина за его роман «Голубое сало»: «Россия, как Вы знаете, – великая страна, но это ей никогда не мешало делать порой большие глупости». Дважды в месяц его колонка выходит в газете «Московские новости». Его публицистика и эссе появляются в зарубежной прессе – «International Herald Tribune», «The New York Review of Books», «The Times Literary Supplement», а также в главном интеллектуальном издании США – «New Yorker». В своих произведениях, как художественных, так и публицистических, В. Ерофеев высмеивает ложный пафос, фальшь, нетворческое сознание.
Кроме того, В. Ерофеев – автор книг «Пять рек жизни», «Бог X. Рассказы о любви», «Пупок», «Роскошь», «Шаровая молния».
После 1988 года В. Ерофеев читал лекции в Литинституте, преподавал в университете Мидлберри (штат Вермонт, США) а также в Южно-Калифорнийском университете Лос-Анджелеса, университетах Беркли, Стенфорда, Нью-Йорка, Сан-Диего. Он постоянно выступает с лекциями в Германии, Швейцарии, Австрии, Польше и Венгрии.
С 1996 года В. Ерофеев ведет еженедельную программу «Апокриф» (что в переводе с греческого означает «неканонический») на телеканале «Культура». Ведущий и его гости – известные и яркие личности – предлагают зрителям нетрадиционный взгляд на российскую культуру и ментальность, помогают зрителю сориентироваться в современных культурных процессах.
С февраля 2004 года В. Ерофеев ведет еженедельную программу «Энциклопедия русской души» в прямом эфире Радио Свобода, где затрагивает «наиболее острые темы российского социального и политического сознания и подсознания». Передачи, в каждой из которых участвуют по два гостя, посвящены самым разным темам (счастью, бедности, натуральному хозяйству, куклам и др.) и объединяются стремлением В. Ерофеева расширить кругозор слушателей, показать им неисчерпаемость человеческих и жизненных возможностей.
В. Ерофеев – член Российского ПЕН-центра, общественного редсовета журнала «Иностранная литература», вице-президент Европейского культурного клуба (с 1990 г.), член комиссии по Государственным премиям при Президенте РФ (1997–2004), лауреат премии имени Владимира Набокова (1992), лауреат Будапештской Grand Prix (1999). В Международном университете в Москве В. Ерофеев заведует кафедрой русского языка и литературы.
Роман «Русская красавица» (1980), переведенный более чем на 20 языков, написан от лица Ирины Таракановой, провинциальной красавицы, приехавшей покорять Москву. После многочисленных любовных приключений она забеременела от призрака любимого мужчины. Роман заканчивается ее самоубийством. Это роман о вечном противостоянии мужского и женского начал, о конфликте России и Запада, о столкновении столицы и провинции, интеллигенции и власти, о любви и смерти. В формальном отношении это роман о границах романа как жанра. |
|
|
|
|
|
|
ZeM
|
Спасибо, любезный друг. Обсудим творчество за рюмкой-другой? 
И, хочу заметить, весьма неприлично демонстративно тыкать носом глупого юнца в его опечатку :p
Кстати, там (на том линке) часть "Лабиринтов" и нет "Бог Х". А это, извините, из части must have
Хех, а вот немного занимательности
С точки зрения виртуального наблюдателя (Бога), участник Х может быть представлен как сумма его идентифицирующих признаков, отличающих его как от мира Т, так и от других персонажей:
Х = G(х) + T'(x)x =
G(x) + Тх+ G'(x)x =
( в случае 3 персонажей Х,У,Z) (6)
G(х) + (Т+ G(y)+ G(z))x
В отличие от аппарата исследователя, в нашем случае из многочлена исключен мир Т.
Как видим, здесь идентифицирующими признаками персонажа Х являются два типа признаков, условно называемыми «наблюдаемым» и «представляемым».
Граница G(x) персонажа Х (признак Х, наблюдаемый другими персонажами и Богом) – это «наблюдаемый» признак.
Состав собственной картины мира персонажа Х (внутренний мир Х) – это «представляемый» признак. Ее до начала взаимодействия и коммуникации с другими персонажами могут наблюдать только сам Х и Бог.
Отметим, что состав картины мира персонажа Х всегда будет отличаться от состава картин мира других персонажей отсутствием в его картине мира представления о другом – «наблюдаемом» извне идентифицирующем признаке – его собственной границе G(x).
Отметим также, что другие персонажи представляются персонажу Х только в виде их границ G(i), т.е. только в виде «наблюдаемых» идентифицирующих признаков.
Аналогично, сам персонаж Х представляется другому персонажу У и консультанту Z как G(x). В этом отличие восприятия персонажа Х Богом от восприятия другими персонажами.
Выводы:
Формальное описание персонажей Богом и другими персонажами в принципе отличаются. Ни один персонаж, в отличие от Бога в принципе не может наблюдать картин мира других персонажей.
Бог отличает персонажей от мира Т и от других персонажей по 2 типам идентифицирующих признаков: «наблюдаемым» и «представляемым». Каждый персонаж отличает других персонажей от мира Т от прочих персонажей только по наблюдаемому идентифицирующему признаку – «границе».
В состав картины мира любого персонажа изначально (до процесса коммуникации с другими персонажами) не входит представление о его собственной границе. В этом кардинальное отличие картин мира персонажей друг от друга.
|
|
|
|
|
|
|
ZeM
|
Дарья Хренова
Бог на чердаке
В новой книге Виктор Ерофеев до сих пор верит в своего читателя
Виктор Ерофеев. Бог Х. - М.: Зебра Е, 2002, 245 с.
ВИКТОР ЕРОФЕЕВ - модный писатель, принадлежащий к той породе людей, которые живо на все реагируют и вечно все анализируют. Такие быстро не исписываются. Только что вышла в свет его новая книга "Бог Х". Сразу хочу предупредить знающих читателей, что Х - это все-таки Икс, а не что-то другое. Как говорит сам автор, поясняя идею Бога Х, в мире должна произойти большая смена метафизических декораций. Кризис религий, не желающих проявлять терпимость, налицо: каждая вера превращается в религию фундаментализма - тут и православие с черносотенными отрядами, и мусульманство. Виктор Ерофеев уверен, что в ХХI веке возникнет другое представление о боге, сейчас пока неведомом, едином Боге Х, который охватит все формы жизни и культуры. Сам Ерофеев с юмором называет свою концепцию страшной ересью: но, что бы ни говорил автор о названии, сама книга, практически вся - о любви. Любовь, по Ерофееву, бывает на самых разных уровнях, к самым разным вещам, что в этой книжке и нашло отражение. Там есть любовь и к дому, и к мелким народам, эскимосам, например. Рассказ о свиньях вырос в метафору лживости любовной жизни. Есть образ пятиконечной звезды - это пять форм любви человека -любовь-комфорт, любовь-безумие, любовь-будущее, любовь-прошлое и любовь - черная дыра. Однолюб (если в такое явление Ерофеев вообще верит) пытается все это совместить в одном флаконе. Первая часть "Бога Х" - рассказы, которые показывают любовь в разных состояниях. Вторая часть - все больше эссе, но на ту же тему. Стиль Ерофеева - полная эклектика, вымысел в союзе с реальностью, иносказание и стеб, юмор и, кажется, впервые - смелая самоирония. Особенно там, где писатель рассказывает о своем мистическом родстве со своим однофамильцем Веничкой Ерофеевым, который, словно каменный гость, шествует за ним в течение всей жизни. И - вместо оды однофамильцу, кумиру-вурдалаку: жить без паспорта, без прописки, без диплома и нижнего белья, безоглядно, безотчетно, безжалостно, бескомпромиссно - все это значит по-русски жить безукоризненно. Эссе о нелегкой судьбе мата на родине соседствует с теорией брошенного мужчины, образа в литературе самого нераскрытого и всегда загоняемого в самый дальний чулан. Никто не знает, где ключ к столь стандартной ситуации, а ведь это половина человечества! Брошенный мужчина смешон, да и только. Ерофеев бунтует против такого положения вещей, во весь голос заявляя о мужской драме. Любите ли вы горилку с перцем? И готовы ли вы ее сейчас выпить? Весь текст вас бесконечно на что-то провоцирует. Как вы отнесетесь к некрофильскому расказу? Как вы прореагируете на нелепые терзания покинутого мужика? А на проживание Бога у вас на чердаке? Всем правильным людям, иронизирует писатель, видящим во мне сатаниста (!), кажется, что Россию невозможно анализировать. Ее надо любить - и все. Бес умен, но Бог его не любит - вот форма традиционно мещанского русского сознания. Любовь тоже не поддается анализу, наше сознание не способно объять ее. Апостол "отечественного постмодернизма" нисколько не изменяет себе, вновь обрушивая на своего читателя каскад эпатирующих образов и фраз, натурализмов и брани, перемежающихся глубокими философскими рассуждениями о человеке, жизни и любви. Хотите - читайте, хотите - нет. Впрочем, сам автор не находит в своих текстах ничего неприличного. Он до сих пор искренне верит в идеального читателя.
материалы: НГ Ex Libris© 1999-2006
А Дарья кое-в чём не права  Относительно личных взглядов автора на ********* она не права
|
|
|
|
|
|
|
AntiChrist
|
Берг, поэма "Москва-Петушки" принадлежит Венедикту (Веничке) Ерофееву. тема же посвящена его однофамильцу - Ерофееву Виктору..
|
|
|
|
|
ZeM
|
ФОКУС не удался. Шумная акция молодежного движения «Идущие вместе», объявившая Владимира Сорокина и двух Викторов — Ерофеева и Пелевина зловредными писателями, чьи произведения подлежат уничтожению, закончилась пшиком. До сожжения на кострах книг и их авторов дело, к счастью, не дошло.
Виктор Ерофеев недавно презентовал новое творение — «Бог Х.», давшее повод поговорить о любви. А заодно и о ненависти.
— ВИКТОР, вас унылая серость за окном не достала?
— Достала, и давно. Русская аристократия мудро поступала, уезжая на зиму на Лазурный Берег Франции. Здесь небо низкое, оно, как тяжелая шапка, надвигается на лоб и давит, давит… Не верю в общую теорию Монтескье, связывающего воедино нравы и климат, но, похоже, применительно к России Монтескье прав: суровая природа наложила отпечаток на русский характер, сделав нас хмурыми и неулыбчивыми.
Брошенные мужики.
— ТАК, может, абстрагируемся от этой хмурости и поговорим о чем-нибудь теплом и светлом, но не о батарее парового отопления?
— О любви? Оказывается, мы ничего о ней не знаем. Например, тема брошенности. Много раз рассказывалось о брошенных женщинах, но никто не взглянул на ситуацию с позиции мужчины. Каково быть оставленным?
— Вам знакомо это состояние?
— Писатель — хитрая сволочь. Он берет реальный факт из жизни и раскручивает сюжет, развивает его. Да, и меня бросали, но все выглядело не столь драматично и обжигающе, как в книжке. Мне интереснее не о себе рассказывать, а попытаться разобраться в чувствах других. Кстати, эссе о брошенных мужиках вошло в раздел, который называется «Любовь и говно».
— Не слишком поэтично.
— Зато по сути. Увы, в жизни одно часто превращается в другое: любовь — в дерьмо.
— Наверное, можно обойтись и без грязи.
— И все равно, по-моему, любовь между людьми — лишь сдача, которую мы получаем от любви к Богу.
— А если кто-то равнодушен к Всевышнему?
— Значит, он любит вождя или все Советское государство, как было у нас на протяжении 70 лет. Все мы зависим от любовного партнера.
— Если бы я не видел Евгению, вашу юную спутницу жизни и, надо полагать, любовного партнера, подумал бы: состарился Ерофеев, брюзжит, как немощный импотент.
— Дело не в возрасте, хотя с годами, не спорю, я понял то, чего не мог оценить раньше. Например, четко вижу, что ущербные понятия о любви очень омрачают наше сознание. Все гораздо глубже и богаче, чем мы судим. Скажем, плейбойство является в глазах многих чуть ли не признаком некоего геройства, мужественности, хотя для меня совершенно ясно, что плейбой боится заходить на территорию женщины, чтобы не потерять азарт охотника, ищущего жертву. Плейбой видит перед собой лишь объект, куклу, манекен…
— Одно время и вас именовали плейбоем от литературы.
— Это мне приписали, как и многое другое. Впрочем, я не опровергаю слухи, хотя и не коллекционирую их. Подобные небылицы циркулируют преимущественно в писательской среде, где у меня репутация литературного провокатора и чуть ли не сатаниста. Оспаривать это глупо, поэтому я попросту отодвинулся в сторону, практически ни с кем из литераторов не общаюсь, за исключением Володи Сорокина. Существую самостоятельно. Это тоже к вопросу о любви и нелюбви. Мне кажется, в России вообще плохо относятся к людям, которые сумели чего-то добиться в жизни. Здесь почему-то всегда любят третьего Ивана…
— Помните, был такой фильм «Любить по-русски»?
— Да-да, особенности национальной любви… Когда я писал о мифологии русского народного секса, то анализировал «Заветные сказки» Афанасьева, до конца 80-х годов в СССР не публиковавшиеся. Разобрал около ста сказок и пришел в ужас от того, над чем потешается народ, какой образ любви и эротики он выстроил. Как говорится, сказка — ложь, да в ней намек… Если западный донжуан пытается соблазнить красавицу, добивается ее расположения, то наш человек (обычно это бравый солдат) не тратит времени и сил на пустые заигрывания. Основной принцип русской любви — обман. Настоящий герой тот, кто оттрахал красотку и безнаказанно убежал от родни опороченной девицы. Часто и с удивительной легкостью происходят инцесты, когда отцы за милую душу спят с дочерями. Отношения между персонажами предельно циничны, поэтому все средства, ведущие к цели, хороши. Не позавидуешь женщинам: над ними откровенно издеваются, их физические недостатки выставляются напоказ. Чем больнее женщине, чем сильнее она унижена, тем смешнее… Подобного цинизма я не встречал ни в одном другом фольклоре. Ни на Востоке, ни на Западе к женщине ТАК не относятся!
Мифы и сказки
— КАКИЕ-ТО не те сказки вы читали, Виктор!
— Погодите, я не закончил! Еще злее, чем над женщинами, в «Заветных сказках» смеются над священниками. В их унижении есть что-то садистское. Словом, попытка понять, что значит «любить по-русски», повергла меня в шок. Когда-то я был так же потрясен, прочитав Сада. Оказалось, человек строит отношения с миром не на принципе любви к ближнему, а на любви к себе да на поиске возможности безнаказанно делать то, что другим нельзя.
Мы никогда всерьез не исследовали этот пласт общественного сознания, хотя те, кто потешался над афанасьевскими сказками, в 1917 году пришли к власти и создали новую структуру морали. Прежняя культура была сметена революцией. Новые ценности нам навязывали на протяжении нескольких десятилетий, и мы долго утешались самообманом, будто истина — в классических произведениях русской литературы. Дескать, так мы сохраняем традиции, преемственность поколений. Но это были уже не наша культура и не наша истина. Они принадлежали ушедшим людям. В головы школьников вбивались рассказы о балах Наташи Ростовой, а действительность выглядела совсем по-иному.
— Не сгущаете?
— Вы сформулировали деликатно, спасибо. Обычно меня без обиняков называют вражеским лазутчиком и провокатором. При этом никто не хочет задуматься над сказанным. Сначала думал, со мной ругаются из превратно трактуемого чувства патриотизма и гражданского долга. Потом понял: всему виной дикое невежество. Мы попали как бы в двойное кольцо: люди вроде бы защищают интересы державы, не понимая, кто они и что за страна перед ними. Этот бег по кругу может никогда не закончиться…
— Вот мы плавно и пришли к классическому вопросу, без которого не обходится ни одно интервью с русским писателем: "Что делать"?
— В книге «Бог Х.» есть рассказ «Летающая тарелка особого назначения». Это — о России. Она — тарелка.
— И в чем же ее особое назначение?
— В том, что она ни разу не взлетела, не оторвалась от Земли.
— Утешили…
— В России много дури. В нашей стране удивительным образом сходятся противоположности. От этого и страх, что реформатор может превратиться в консерватора, а демократ — в диктатора. Здесь добро оказывается злом.
— Но и зло — добром?
— Конечно. Однако предсказуемости все равно нет. Мы не знаем реальности, в которой живем: рассчитываем на одно, а получаем совсем иное. Но это не значит, будто у нас неисправимая страна. Когда говорят, что Россию аршином общим не измерить, то занимаются мистификацией, подлогом, отказываются от попыток разобраться в ситуации. Очень много тех, кого такая неопределенность устраивает. Страна привыкла находиться в несознанке, отключке. Мне это не по душе. Вот и пробую понять. Но это не брюзжание, а попытка побороться за прелести анализа.
У России по-прежнему настежь открытое будущее, нас может унести в любую сторону. Здесь сильна потребность в стремительном катарсисе. Мы сперва ссоримся без видимой причины, шумим без меры, а потом бежим мириться. Обнимемся, облобызаемся и идем вместе пить за дружбу и любовь. Не доверяю демонстративной сентиментальности.
— Не согрели вы меня, Виктор, рассказом.
— И не пытался. Слишком много вокруг фальшивых одеял, лишь создающих видимость тепла…
 Сейчас играет: Сплин - Романс |
|
|
|
|
ZeM_IV
|
Всё-таки Ерофеев любит петь песни про Москву. Ему можно и простительно - он уже пожилой человек и ему нужен читатель. Невольно появляются мысли о том, что он состарился, не успев вырасти - как-то очень скоро он стал большим и зрелым. Раздражение от тени менее культурного, но более популярного однофамльца, не даёт ему покоя. К счастью, он не пытается озлобленно вычеркнуть его из истории - понимая, что это бесполезно, он греется в лучах его славы.
Вот, кстати, почитать: http://www.litera.ru/old/read/zvety/first.htm
Сейчас играет: Карибасы - Zveno
|
|
|
|
Показать последних комментариев к сообщениям в теме 
|
|
